История первой чеченской войны в воспоминаниях тех, кто ее допустил

В 1994 году российские войска с трех сторон зашли на территорию Чечни, которая после распада СССР объявила себя независимой и перестала подчиняться законам России. Военным поступила команда взять Грозный штурмом за два-три дня, чтобы сделать «подарок» ко дню рождения министра обороны РФ Павла Грачева. Но попытка провалилась. Первой серьезной ошибкой стало то, что Грозный не заблокировали, поэтому чеченцы спокойно направляли туда подкрепления из южных районов страны. Вторая ошибка — Россия ввела танки на узкие улицы города без надлежащей разведки и поддержки пехотой. В итоге большую часть техники сожгли или захватили.

Так планируемый молниеносный штурм перерос в затяжную войну. Она длилась год и восемь месяцев. Точных цифр о погибших нет, но, по официальной информации, это до 50 тысяч мирных жителей и до 6 тысяч российских военных. Первая чеченская война закончилась в 1996 году, когда в Хасавюрте подписали соглашение о перемирии, которое, как мы знаем, продлилось недолго.

Исследователи и непосредственные участники тех событий говорят, что первой чеченской войны можно было избежать. Сегодня люди, которые были причастны к принятию решений в то время, но уже покинули официальные посты, рассказали, как все было на самом деле.

Почему началась война с Чечней?

Сергей Филатов (с января 1993 года по январь 1996 года руководил администрацией президента РФ, в настоящее время — президент Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ).

 — У многих наших автономий остались обиды на советскую систему, в том числе в Чечне. Они всегда были под гнетом и всегда готовились к тому, чтобы стать самостоятельной республикой. Ситуацию усложняло то, что в Чечне шла постоянная внутренняя война между тейпами, которые хотели прийти к власти.

И тут появился Дудаев. Чеченцы любят таких. Герой, генерал, знатная фигура в военном деле. И, к сожалению, он начал поддерживать противников советской системы, которых было большинство. Хотя Дудаев часто менял свою позицию — то он хотел восстановления Союза, то — чтобы Чечня вышла из состава России, то — чтобы осталась, но при определенных условиях.

А мы тогда были молодыми политиками, которые оказались в жуткой ситуации. Нам было не до Чечни — надо было решать экономические проблемы в России. Мы сделали ставку на Руслана Хасбулатова (сподвижник Бориса Ельцина, — прим. ред.), надеялись, что он как выходец из Чечни сможет сам решить конфликт в республике. Но Хасбулатов и Дудаев относились к разным тейпам, каждый из которых хотел управлять Чечней.

В 1994 году рухнула экономика в республике. Дудаев тогда подумывал о переговорах с Борисом Ельциным. Наш президент согласился, но вдруг Дудаев резко передумал. За его спиной стояли люди, которые не давали ему пойти на контакт с Россией. На одной из конференций Дудаев обвинил Россию в геноциде чеченского народа. И как-то само собой вопрос о переговорах отпал.

Мы хотели «обесточить» Дудаева. Стали давать деньги району, который ему не подчинялся. Но не все получилось так, как мы хотели. Начались еще большие стычки. После атаки на российские танки в центре Грозного нервы Бориса Николаевича не выдержали. Были введены войска в Чечню. Павел Грачев (военачальник, министр обороны, — прим. ред.), кстати, был против этого. Он просил хотя бы подождать до весны, чтобы подготовить войска, но Ельцин не дал ему времени.

Можно ли было предотвратить войну?

Вячеслав Михайлов (в 1995–2000 годы был министром по делам национальностей РФ, в настоящее время — заведующий кафедрой национальных и федеративных отношений РАНХиГС).

 — После того как распался СССР, в Чечне началась полная беспредельщина. Когда Ельцин понял, что надо принимать какие-то меры, вооружение оказалось в руках Дудаева. Вот тогда и пошли попытки — сила на силу. И я вам уверенно говорю: если бы тогда состоялись переговоры Ельцина и Дудаева, войны бы не было. Это был очень симпатичный человек (Дудаев, — прим. ред.), с ним можно было договориться.

Вообще, попытки организовать их встречу были. Я сам этим занимался, приезжал во Владикавказ, искал место. Договоренность была такая: проводим встречу Ельцина с Дудаевым — останавливаем движение войск в Грозный. Ельцин сначала согласился. Но потом из Москвы позвонили и сказали, что он передумал. Решили провести встречу Дудаева с Черномырдиным. Но через несколько часов отменяют и эту встречу. Переговоры не прошли — выбрали силовой вариант.

Потом Борис Николаевич тоже не раз говорил мне: надо было тогда провести переговоры с Дудаевым. Он тоже понимал: если бы они встретились, чеченской войны бы не было.

Кто в годы войны думал о спасении заложников?

Вячеслав Измайлов, в 1992–1995 годы служил в военкомате в городе Жуковском, в 1995–1996 годы был офицером по государственной подготовке 205-й отдельной мотострелковой бригады, стал военным корреспондентом, участвовал в освобождении военнопленных, в настоящее время — военный обозреватель «Новой газеты».

 — Когда я приехал в Чечню, у меня было ощущение, что я до этого в армии не служил. Я был в Афганистане, но там было небо, а Чечня показалась подземельем. Это был ужас. Первое, что я увидел, как наш командир выводит перед бригадой, а это две тысячи человек, пленного 18-летнего солдатика. Командир кричит на него, а потом сильно дает ему под зад. И весь строй должен был повторить за командиром. Я увидел наглядно сцену из рассказа Толстого «После бала». Я опешил: куда я попал? После этого нашел того солдатика в танковом батальоне. Он был вечно в наряде на тумбочке. Я говорю командиру: «Ты отпусти его в отпуск, его тут загрызут». Тот отвечает: «А вы гарантируете, что он вернется с отпуска?» Я пообещал. А сам родителям солдата написал письмо, чтобы они сына в Чечню больше не отправляли.

Потом я много занимался освобождением заложников. Была специальная комиссия по этому делу, рабочая группа, состоящая из офицеров. Они поочередно работали по освобождению заложников. Это были замечательные люди.

Опишу еще интересный эпизод в январе 1996 года. Шли переговоры по обмену солдат. Отдаем пленного чеченца, взамен забираем троих русских. На обмене присутствовали матери наших солдат. Выводят заложников. Трое русских спокойно стоят, побоев нет. А мы выносим чеченца — он так избит нашими, что идти не может. Через 10 минут он умирает. Матери русских солдат сразу завизжали — они подумали, что им не отдадут детей. Но их отдали. Вот такая картина.

Тогда же, в 1996 году, после августовских боев, стоял вопрос, как сейчас на Украине, — обмен всех на всех. Но это обман. У нас чудом сохранились два пленных чеченца, я просил ребят из комиссии по освобождению заложников подкармливать их, а то некого обменивать будет. Чеченская сторона тогда отдала нам 32 человек. Но и это были не все. Многие так и пропали без вести.

Какие выводы были сделаны после конституционного суда по Чечне, который признал решения Ельцина законными?

Юрий Батурин (в 1994–1996 годы был помощником президента РФ по национальной безопасности, с 25 июля 1996 года по 28 августа 1997 года — секретарем Совета обороны РФ).

 — Суд в 1995 году признал, что решение Ельцина по Чечне соответствует Конституции (речь идет об указе «Восстановление конституционного порядка», ставшем основанием для введения войск в республику. Если бы суд признал его неконституционным, то первая чеченская война закончилась бы на год раньше, – прим. ред.). Чтобы вы понимали, тогда 7 судей из 18 высказали особое мнение. То есть решение о военных действиях могло быть не принято, но этого не произошло.

Но итоги этого суда имели не только негативные последствия, но и позитивные. Тогда был период юридической эйфории после перестройки, когда считалось, что можно принять нужный закон и все решится. Но именно благодаря суду по Чечне сегодня в обществе принято: Конституция имеет прямое действие.

Второй итог — после этого суда уточнили законодательство о применении Вооруженных сил РФ. Это сложный, грубый инструмент, поэтому лучше, чтобы он стоял на месте. Как только он разворачивается, следуют негативные последствия. 13 июня 1996 года в Уголовном кодексе появилась статья 42 УК РФ о выполнении незаконного приказа (лицо, которое исполняет заведомо незаконный приказ, несет ответственность, — прим. ред.). После этого пошла волна рационального исполнения — прежде чем выполнить приказ, подумай и переспроси.

Почему Чечня отказалась от идей сепаратизма?

Абдулла Истамулов, (в 1996–1997 годы был и. о. вице-премьера по социальным вопросам в коалиционном правительстве Чеченской Республики Ичкерия, в настоящее время — эксперт-аналитик телерадиокомпании «Путь» имени А-Х. Кадырова, политолог).

 — Самое главное для чеченцев в жизни — это религия и традиции. Владимир Путин в 2002 году задает этот вопрос: «Что вы, чеченцы, хотите? У вас все было, в том числе независимость». Мы все время защищали нашу свободу. Только вам никто не объяснял, что это значит. Это религия и традиция. Не мешайте нам их соблюдать, а в остальном — договоримся. И после того как этот вопрос решили, противостояние закончилось. Точку поставили.

Почему при всех сложных отношениях большинство чеченцев хочет жить в России? Мы всегда считали себя частью традиционного общества. Что было бы, если бы Россия предложила Чечне жить отдельно? Что нас ждет? У Чечни нет отдельной истории и государственности. Мы попадем под влияние другого государства. Кто претендует на Кавказе на нас? Турция. Мы понимаем, что нас используют как воинов. Это иное общество, иной подход к религии. Еще кто? Иран, Ирак? Это вообще нации, которые с нами не могут идеологически существовать. Грузия? Через нее заходит Запад. То есть наши дети будут ходить в школу мимо гей-клуба. И вы думаете, я смогу так жить? Да я лучше умру!

Понимаете, что для нас значит быть частью России? Если здесь появится гей-клуб, мы с вами уже это дело будем оспаривать. Тогда я, может, буду агитировать за другие идеологии… Но пока этого нет. Мое личное мнение — сегодняшняя власть самая пророссийская, какая только была.

Какие уроки вынесли власти и общество из первой чеченской войны?

Сергей Степашин (в 1994–1995 годы был директором Федеральной службы контрразведки (с 1995 года — ФСБ), в 1996–1998 годы — член Совета обороны РФ, с июля 1997 по март 1998 года — министр юстиции РФ, в настоящее время — председатель Императорского православного палестинского общества).

— Сегодня у всех сторон своя точка зрения. И правду мы не узнаем никогда. Но из этой войны можно вынести три урока. Первое — прежде чем принимать решения, надо понимать свой потенциал, возможности и последствия. В любой истории. И первая чеченская кампания в какой-то степени нас этому научила.

Отсюда второе — кто бы что ни говорил, тогда мы столкнулись не только с сепаратистами. В Чечне испытывался вариант будущего Талибан*а и ИГИЛа (запрещенного в России движения, — прим. ред.) Сколько там болталось хрен знает кого, столько нечисти было…

Ну и третье, самое главное. Мы в прошлом году встречались в Чечне с главой (Рамзаном Кадыровым, — прим. ред.). И он тогда сказал: «Для нас самая большая проблема сегодня, что в Чечне практически не осталось русских». И мы это понимаем. Подобное становится этнонациональным государством. А ведь в Грозном раньше всегда русское большинство жило. И это беда всего Северного Кавказа.

Встреча с участниками тех событий прошла в Ельцин Центре. Мы выражаем благодарность организаторам за то, что собрали этих людей вместе и дали возможность ответить на главные вопросы первой чеченской войны.

Источник: 66.ru

* — террористическая организация, деятельность запрещена на территории РФ